ПОСТОЯННАЯ ПЛАНКА

По правде говоря, это с самого начала было отчаянной авантюрой - отправить на ГТРК "Карелия" резюме, а потом ещё и притащиться на собеседование. Хоть опыт работы по профилю и наличие профильного образования и были обозначены в объявлении о вакансии как "желательные", шансов у меня было немного: со звуком я, правда, работал, но это было очень давно - в начале восьмидесятых на кинокопировальной фабрике; работал позже и на радио, но там моя работа со звукорежиссурой связана не была. Похоже, пора смириться с мыслью, что мои наглость, самоуверенность и личное обаяние (здесь должен быть истерический смех: ха-ха-ха-ха-ха!) при устройстве на работу уже не так эффективны, как это было тридцать или даже двадцать лет назад. Вполне естественно, что охотнее на работу примут профессионала с опытом, чем какого-то проходимца, которого нужно ещё обучать, а он потом, обученный, возьмёт да и сдохнет прямо на рабочем мес на пенсию уйдёт.

Никому мы, старикашки, не нужны.

Но зато видели бы вы, какое пальто я сегодня нашёл на помойке! ПШО им. Володарского, город Ленинград! Почти новое! С подстёжкой из искусственного меха! И рукава не коротки! Даже d_i_a_n_a_n_a_s понравилось, чего я уж никак не ожидал.

Вообще-то капталы - при всём моём уважении к Государственному комитету СССР по труду и социальным вопросам, а также к Секретариату ВЦСПС - при поблочном шитье не используются.

Сегодня исполняется пятьдесят лет со дня мученической гибели человека, имевшего только одно "я" - команданте Эрнесто Че Гевары. Не буду произносить громких слов, а просто похвастаюсь, какая книжка у меня есть.



Это первое издание на русском языке "Партизанской войны" я когда-то раскопал и купил за символические копейки в букинистическом отделе Дома Книги на Калининском проспекте и с тех пор храню, как драгоценность, как память о человеке, с которым мне посчастливилось одновременно жить на Земле, хоть и недолго - последние два года его жизни стали первыми двумя годами моей. Это важно для меня. Стоит обратить внимание на то, книга была переведена и издана в СССР в шестьдесят первом году, то есть всего лишь через год после того, как её издали на Кубе.

Поскольку ограничение беспорядка системой координат есть чистое действие воли, мы не можем ни знать её, ни сознавать, но всё же она может быть понята. Мы никогда не обнаруживаем в реальности пространство, время, вечность или гипарксис; мы находим только события, управляемые этими детерминирующими условиями. Если мы пытаемся трактовать детерминирующие условия как объекты знания, мы фальсифицируем их и вводим себя в заблуждение из-за ошибки неуместной конкретности. Например, все дискуссии о природе времени бессмысленны, поскольку время как таковое не имеет ни природы, ни свойств. Мы можем, однако, знать факты, и те регулярности, которые мы открываем как общие для всех фактов, могут быть выражены как законы.

Наше возможное понимание детерминирующих условий весьма отлично от нашего возможного знания факта. Первое возникает из опыта бесчисленных поколений, но мы можем описать в функциональном языке эти условия не лучше, чем рыба могла бы описать воду. Нам необходимо, следовательно, использовать специальный язык, который должен, насколько это возможно, быть свободным от относительности бытия и разнообразия функции, и который выражает только абстрактные действия воли. Язык, обладающий этим свойством абстрактности – это математика.

Часто отмечалось, что существует своеобразное и тонкое соответствие между математическими операциями – которые кажутся чисто концептуальными и субъективными – и процессами во вселенной – которые выступают как объективные и несводимые к концептуальным формам. Это тем более примечательно, что анализ математическими средствами не может распутать даже самый простой случай, возникающий в нашем опыте. Язык математики имеет мало ценности, или совсем её не имеет, при описании факта, и, тем не менее, мы обнаруживаем в нём замечательную способность связывания и объединения субъективного опыта и объективной реальности.

Этот парадокс может быть разрешён, только если мы поймём, что математические символы означают не функциональные действия, но акты воли. Символ δ∫dS используется при определении пути, проходимого каким-либо телом при консервативном движении в силовом поле, но он не говорит нам, чем является тело или движение, и не описывает какое-либо событие. Рассмотрение таких символов должно убедить нас, что математика занимается единственно разделением возможных и невозможных действий и процессов. Связь не всегда является самоочевидной, но она всегда может быть раскрыта, если мы стремимся понять значение символа или операции безотносительно к какому-либо специфическому факту. Сила математического символизма заключается именно в том, что он даёт возможность описывать различные по функциональному характеру действия при помощи одного и того же символа. Более того, математические утверждения всегда имеют дело с возможностью или невозможностью оказий, безотносительно к вопросу о том, была ли или будет ли какая-либо частная оказия актуализирована. С давних времен на человека производило глубокое впечатление соответствие между математическими операциями, которые являются чисто ментальными и очевидно находятся под контролем нашего сознания, и физическими событиями, которые находятся вне нашего ума и не зависят от нашей воли. Математичность объективного мира есть данность, с которой мы должны считаться. Это не означает, что каждая функциональная проблема поддается математической обработке. Напротив, в том и заключается огромная трудность, что лишь малое число весьма специализированных оказий может быть адекватно выражено в математической символике. Тем не менее, мы остаемся убеждёнными в том, что математика может дать нам проникновение в физический мир, которого мы не можем получить при помощи только чувственного опыта. Более того, мы твёрдо верим, что за всей сложностью и "нематематичностью" нашего непосредственного опыта находится упорядоченная совокупность частиц и силовых полей, подчиняющаяся строгим математическим законам. Блуждая свободно и случайно в пустых ассоциациях, наши мысли остаются неразрывно связанными с физическими процессами в нашем мозгу, которые, как мы верим, могут быть выражены в терминах символизма математической физики. Необходимо подчеркнуть – и даже особо подчеркнуть – парадокс универсальной применимости математического символизма и нематематичности чувственного опыта, для того чтобы уяснить себе важность различения между математическими символами как языком воли и вербальными описаниями как языком функции.

Помня, что язык воли характеризуется использованием жестов, каждый из которых имеет уникальное значение в данный момент, мы можем предполагать, что математика имеет качество жеста. Так дело и обстоит. Каждый математический символ соотнесён с некоторым жестом. Например, тригонометрические функции – синус, косинус, тангенс – привлекают наше внимание как к универсальным отношениям в прямоугольных треугольниках, так и к свойствам бесконечных рядов. Было бы трудно или даже невозможно выразить посредством слов или знаков всё, что математик узнает в символе π. Она замещает число, которое само по себе уникально, но оно далеко от того, чтобы быть "просто" числом, так как оно выражает все наши представления о кругообразности и повторяемости, делая это с силой жеста, который был столь же полон значения для строителей пирамид, как он значим для современного математика или инженера. Мы, таким образом, привыкли обращаться с π скорее как с оператором, чем как с числом, но часто забываем про это, когда стремимся определить его значение.

Уравнение:

d²ψ / ds² + k²ψ = 0

даёт нам формы всех возможных вибраций, то есть событий, в которых возмущающая и восстанавливающая силы находятся в ритмическом равновесии. Это уравнение применимо в бесконечном множестве случаев, и их функциональное содержание не имеет ничего общего с действенностью уравнения. Математик понимает его значение без интерпретации в терминах функции или бытия. В этом заключается особый характер математического символизма, а именно то, что он является языком чистой воли, а не воли, на которую накладывается полное выражение функции и бытия, как в случае "практического языка". Следовательно, математика в истинном смысле – это язык системы координат, и он является полностью действенным только для угла пирамиды опыта, отмеченного на диаграмме 13.1* буквой W.

В строгом смысле слова математика не может быть "знаема", и недооценка этого является причиной многих трудностей, с которыми сталкиваются в математических исследованиях. Математика никак не касается качественного содержания опыта. Она может описывать, что возможно и что невозможно в ситуации данного типа, но ничего не может сообщить о том, что в этой ситуации "следует" и чего "не следует" делать. Точно так же она может сказать нам ни что представляют собой вещи, ни в какие оказии они входят, а только – для вещей, являющихся тем, что они есть – возможна ли данная ситуация. Исходя из этого, математика может рассматриваться как характеристический язык естественного порядка.

Джон Годолфин Беннетт. Драматическая Вселенная. Глава 5.13.3

Сбылась моя давняя мечта, и теперь на моей книжной полке стоят все четыре тома "Драматической Вселенной" Джона Годолфина Беннетта. (Для тех, кому это имя ничего не говорит, поясню: одним из его учителей был Георгий Иванович Гюрджиев, а одним из учеников - Роберт Фрипп.) В связи с этим вот вам целая глава из первого тома; помимо того, что она интересна сама по себе, она - ещё и подробный ответ всем тем, кого удивило моё неожиданное (в первую очередь для меня самого!) и страстное увлечение математикой, всем тем, кто считает это странным в моём не юном возрасте, а возможно, даже крутит пальцем у виска.

*См. главу 5.13.2, "Неисчерпаемость феноменов".

Дополнение, на мой взгляд, настолько важное, что я решил посвятить ему отдельный пост. Говоря о симметричном расположении на эннеаграмме тонического трезвучия (вместе с седьмым обертоном) и малого вводного септаккорда, я упустил из виду ещё одну симметрию: большой треугольник ФА - ЛЯ - ДО.

ТОВАРИЩИ!!! ЭТО ЖЕ СУБДОМИНАНТОВОЕ ТРЕЗВУЧИЕ!!!

И ещё одна мысль пришла мне в голову, довольно смешная: что, если алгебра не стала бы одной из важнейших наук, предметом школьной программы и вообще всем тем, что она есть сейчас, а распространилась бы лишь среди узкого круга как некое "тайное знание, доступное лишь посвящённым", - именно такое положение якобы занимала эта наука в Древнем Египте, если верить всяким там папюсам и блаватским? Представьте себе, что, например, бином Ньютона или натуральные логарифмы изучают не школьники по утверждённым Министерством образования учебникам, а бледные психи с немытыми головами по брошюркам, купленным в подземном переходе, или по бледным ксерокопиям с перепечатанного на пишущей машинке "самиздата", а потом эти психи собираются в арендованном актовом зале какого-нибудь дома культуры, жгут благовония перед портретом Рене Декарта, чертят на доске графики функций и спорят, сверкая безумными очами, каким способом лучше решать квадратные уравнения - методом выделения полного квадрата или всё-таки через дискриминант. И называется всё это у них не "алгебра", а "аль-джабр ва ль-мукабала, тайное учение великого суфийского мистика аль-Хорезми, полученное им от древнеегипетских жрецов" или что-нибудь в этом роде. Аль-Хорезми ведь наверняка был суфием.

Рассажу о том, чему я решил посвятить (и посвятил) это лето. На фестиваль "Белый шум" в Чупу я в очередной раз не поехал: хоть и мечтаю увидеть живых белух, и палатка у меня имеется, но всё же не по карману мне сейчас такие путешествия, да и не такой я компанейский человек в свои почти пятьдесят два года, каким был в семнадцать. Сын приехал на каникулы, но он уже совсем взрослый, почти всё время проводит с друзьями и каждодневного моего внимания - такого, как раньше, когда он был маленьким - не требует. Чем же я занимаюсь? Почти всё время сижу дома, стараясь без крайней необходимости никуда не выходить и не общаться с людьми, вообще как можно меньше получать новых впечатлений. Цель - примерно та же, какой достигал Джон Лилли в своей ванне: сенсорная депривация. Я намеренно довожу себя до состояния информационного голода, когда мозг не получает того объёма "третьего вида пищи", к которому привык, а затем даю мозгу возможность утолить этот голод, загружая его чтением учебников и просмотром видеолекций на ютубе: матанализ, линейная алгебра, теория цепей и прочее. Этот простой метод я изобрёл довольно давно и, как говорится, не от хорошей жизни; он очень эффективен, но подходящие для него условия дома создать непросто - это требует некоторой внутренней дисциплины.



( ЗДЕСЬ ПРО БЕГЕМОТИКА )

Валерий Опойцев (он же Босс) подсказал мне ещё одну идею для самообразования. Как известно, Георгий Иванович Гюрджиев в "Рассказах Вельзевула своему внуку" определял нас, людей, как "трёхмозгные существа", да и современной науке факт наличия у человека так называемого "третьего мозга", или "мозга рептилий", вроде бы уже известен. То, что Опойцев в своих лекциях называет "подсознанием", "бегемотиком" и "Федей", и есть третий мозг. Суть правильного самообучения с точки зрения Опойцева - и я с ним полностью согласен! - такова: как только вычитал что-нибудь в учебнике или услышал в видеолекции, как только это "что-нибудь" показалось тебе понятным - тут же начинай объяснять это своему "внутреннему бегемотику", своему третьему мозгу, пока он тоже не скажет "да-да, понятно". Так достигается настоящее понимание, именно в гюрджиевском смысле этого слова, то есть не просто знание, а знание плюс бытие.

Очень важно в процессе этих "диалогов с бегемотиком" не попасться на глаза какому-нибудь врачу-психиатру.

Скажу прямо: к очередной инкарнации кумиров моей катушечно-магнитофонной юности King Crimson я, как и полагается последовательному стороннику идеи "раньше всё было лучше" и лютому врагу всего нового, отнёсся насторожённо. Но вот смотрю блю-рэй с их почти трёхчасовым концертом в Такамацу 19 декабря 2015 года - оторваться не могу! - и вот что я вам скажу: Фрипп в очередной раз поражает своей редчайшей, прямо-таки сверхъестественной способностью возрождаться из пепла. Барабанщиков теперь аж трое - целый ансамбль Марка Пекарского; кудрявый вокалист с неудобопроизносимой (знающие люди подсказали, что польско-татарской) фамилией; Мэл Коллинз, участвовавший, как вы помните, в записи первого альбома знаменитой российской певицы Валерии альбомов In the Wake of Poseidon, Lizard, Islands и Red, вернулся; Тони Левин стал ещё больше похож на Георгия Ивановича; и сам Фрипп уже не прячется в тёмном углу сцены, как это бывало раньше. Но главное для меня - не это. Наконец-то они избавились от этого жизнерадостного дурачка Адриана Белью! Я возненавидел его в тот самый день, когда впервые услышал "Дисциплину", и до сих пор считаю его появление в составе "Кримзон" ошибкой и недоразумением. Пусть кудрявый не так голосист - Лэйка, Боза и Уэттона всё равно ведь уже не вернёшь.

Почти пятьдесят лет группе, чуть ли не половина бывших участников уже либо на кладбище, либо на пенсии, но те, кто ещё не, снова приятно удивили.

Насчёт Валерии - это, кстати, не шутка. Там ещё и Элвин Ли на гитаре. Не верите - загуглите и убедитесь.

Каждую весну перед началом туристического сезона всех работников нашего музея, способных держать в руках хотя бы грабли, отправляют на остров, на так называемый "субботник". Вообще-то субботником это мероприятие называть довольно глупо: обычно это несколько дней, и вовсе не обязательно один из них - суббота, и оформляется как командировка, и оплачивается соответственно. Пилим бензопилой сухие вязы вдоль берега, грузим всякий ржавый-гнилой хлам на тракторную тележку, красим скамейки, просто собираем мусор - в общем, готовим остров к приёму туристов.

Дорога "туда" на сей раз заняла совсем немного времени: в шесть часов утра меня прямо возле дома прихватил микроавтобус - бывший нелидовский "Фольксваген" отправили в Великую Губу забрать пробы воды для отдела природы, а нескольких пассажиров взяли в качестве попутного груза, чтобы не гонять полупустой транспорт. В половине девятого были уже в Медвежьегорске, со свистом пронеслись мимо Шуньги и Толвуи, а на великогубском причале нас уже ждал "хивус" - судно на воздушной подушке. Никаким другим способом на Кижи сейчас не попадёшь: лёд от Великой Губы до самого острова.



На кривоватом фото - дом крестьянина Левичева в деревне Ямка, в котором я обычно останавливаюсь. Заселился. Холод в доме просто собачий, явно с прошлого года не топлено, даже пар изо рта идёт. Растапливаю печь.

Сразу уточню: печь я топить умею, не один год прожил в доме с печным отоплением, и данную конкретную печь тоже топил не впервые. Терпеливо дождался, пока угли дотлеют до нужного состояния, несколько раз поворошил кочергой - всё по правилам, синих огоньков нет. Задвинул задвижку и наконец прилёг отдохнуть.

( А ТЕПЕРЬ - САМОЕ ИНТЕРЕСНОЕ! )

Одного я не понимаю: откуда взялось выражение "несётся как угорелый"? Теперь-то мне хорошо известно, что способность нестись куда-либо есть именно то, что угорелый теряет в первую очередь.

Кофе с собой - гениальное изобретение. Я бы, честное слово, Нобелевскую премию дал тому, кто его придумал. Вот как прошла эта неделя: каждый день с понедельника до пятницы - утро, Невский проспект под ногами, кофе с собой - в себя, пустой бумажный стаканчик - в урну, чуть не доходя Аничкова моста - направо, на набережную Фонтанки. Стажировка моя, как я и предполагал, оказалась совершеннейшей формальностью: переплёл наконец-то своего Симонова, подаренного мне ещё в девяносто пятом году, когда я работал у Михалкова в "Парагоне" - да и всё. У тёток из ФЦКБФ тоже есть дела и поважнее, и поинтереснее, чем со мной возиться. Вот он, Симонов-то.



Кожу и мраморную бумагу ручного крашения, а также бумагу для форзацев, коленкор для фальчиков и все прочие материалы Федеральный центр консервации библиотечных фондов предоставил мне с такой щедростью, на которую я даже не рассчитывал. Вообще ФЦКБФ - настоящий Клондайк: всё, что только может понадобиться переплётчику для работы, у них просто штабелями лежит.

А вот та самая бумажка, за которой меня и отправляли на стажировку:

( ЧИТАЙТЕ! ЗАВИДУЙТЕ! )

Двадцать лет - даже больше! - как-то существовал без неё, работал, причём никаких претензий к качеству моей работы ни у кого не было; теперь буду существовать с ней.

А теперь - краткий отчёт о культурных мероприятиях. Естественно, ни по каким Эрмитажам или там Кунсткамерам я не ходил, а вместо этого два вечера проторчал в домашнем музее smirnov_maxim (это заслуживает отдельного поста, даже не одного! и фоторепортажа!), побывал в мастерской знаменитого скульптора Михаила Константиновича Аникушина, где прямо по комнате проложены рельсы для огромного станка, и там мы под руководством весёлого режиссёра до шести часов утра вырезали из мятой бумаги облака для детского спектакля, а также посетил дом-музей Фёдора Ивановича Шаляпина на улице Графтио, довольно-таки скучный и с приставучими смотрительницами.

Вообще-то Питер не люблю, но Петроградская сторона хороша: очень похоже на центр Москвы, а река Карповка - совсем как Яуза.

Ещё раз скажу: ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОФЕ С СОБОЙ!!!