Вот и ещё один некролог...

Прошлой ночью неожиданно написала мне комментарий к одному давнему посту моя двоюродная сестра svetlitskaja - сообщила, что ещё летом умер от инфаркта её отец, папин брат Леонид Станиславович Шматович, тот самый дядя Лёня, о котором я когда-то уже рассказывал. Добавить мне к этому нечего; вот только ещё одна старая фотокарточка, на которой мой папа (он слева) и дядя Лёня (справа) сидят на руках у своего отца, соответственно моего деда Станислава Медардовича Шматовича, которого я никогда не видел - он умер незадолго до моего рождения. Судя по возрасту детей, снимок мог быть сделан в начале сороковых годов, а уточнить уже не у кого.



У Станислава Медардовича были две сестры - Юлия и Ядвига. Они жили в самом центре Москвы, в угловом доме с полукруглыми окошками, который был пристроен к Военторгу (или, наоборот, Военторг был к нему пристроен - судя по архитектуре, его всё-таки построили позже). Когда мы с мамой проходили мимо этого дома, она обязательно показывала мне на эти окошки и говорила: вот, здесь живут тётя Юля и тётя Ядя. Моё детское воображение тут же рисовало мне этих белорусско-польских бабушек в точности, как у Цветаевой: продолговатый и твёрдый овал, чёрного платья раструбы, хотя они наверняка были совсем другими, и руки их ни в каких залах дворца вальсы Шопена не играли - но мне казалось, что в таком доме не могут жить обычные дяденьки и тётеньки, а только "люди из раньшего времени", да и имя одной из двоюродных моих бабушек такое непривычное, нерусское - Ядвига.

Бабушек этих я, кажется, никогда не видел даже в самом сопливом возрасте, когда мои родители ещё жили вместе, и теперь уже никогда не увижу. Да и Военторга-то уже нет. Но всё так же, как и в детстве, мне кажется, что в старых московских домах живут не обычные люди, а какие-то особенные, и всякий раз, оказавшись в Москве, я часами блуждаю по переулкам моего родного города, где не только каждая трещина на асфальте когда-то была мне знакома, но даже в некоторых булочных были у меня знакомые коты - по Обыденским, по Неопалимовским, по Сивцеву Вражку, я заглядываю в чужие окна, чтобы увидеть их - этих особенных людей, и какая у них мебель, и картины на стенах, и ряды книжных полок, и цветочные горшки, и зеркала - всё совсем-совсем такое, как в моём детстве.