m_u_s_t_a_f_a | 1940 - 2010 (Reply)

Сегодня, двадцать восьмого апреля две тысячи десятого года, исполнилось бы семьдесят лет моей маме - художнице, выпускнице Московского художественного училища памяти 1905 года, и малоизвестной, практически не печатавшейся поэтессе (одна-единственная публикация в альманахе "День поэзии" за всю жизнь) Тамаре Ивановне Стародубцевой. Совсем скоро, семнадцатого мая, исполнится и десять лет со дня её смерти. Возможно, вы обратили внимание, что я почти ничего не пишу о маме. Дело в том, что даже сейчас, когда моя мама уже десять лет как лежит в могиле, у меня остались к ней претензии - "счёты", как называл это Георгий Иванович Гюрджиев, - и часто, забывшись, отождествившись с ситуацией, я вдруг обнаруживаю, что ожесточённо спорю, а то и ругаюсь со своей воображаемой мамой, что-то ей доказываю, - и я не знаю, как вытравить из себя эту "внутреннюю маму".

Отчётливо помню, как десять лет назад, семнадцатого мая двухтысячного года, я вошёл в её комнату, чтобы узнать, почему вдруг стало так тихо, почему не слышно её хриплого дыхания, и увидел её лежащей с приоткрытым ртом, со сжатыми кулаками, и потрогал её лоб - холодный.

Знаете, что я почувствовал в тот момент?

Облегчение и покой. Больше ничего.

На следующий день я пошёл в поликлинику сдавать неизрасходованный морфин, и на стене в кабинете главврача, к изумлению своему, увидел портрет Эрнеста Хэмингуэя - тот самый, где он с бородой и в свитере; такой когда-то в каждом интеллигентском доме висел.

Вот то немногое, за что я по-настоящему, искренне благодарен своей маме: она родила меня от правильного отца, и она научила меня ездить на велосипеде. У неё был чёрный велосипед "Украина" харьковского велозавода с коричневым кожаным седлом - жаль, не сохранился. Теперь таких уже не выпускают.